В семантической плоскости различия звука, тона, ноты обрисовываются достаточно определенно. Совпадая внешне, элементы этой триады принадлежат разным граням. Они различны не только по своей музыкальной материи, не только по вносимому ими содержательному вкладу, но и по способам и путям формирования семантики.
Сопоставляя звуковой слой со слоями интонационным и музыкально-сюжетным, мы не можем миновать вопроса об истоках той музыкальной привлекательности, смысловой емкости, которыми он поражает слух, даже если при восприятии полностью отсутствует нацеленность на интонацию и композиционную логику.
Известно, что содержательность, осмысленность всех элементов музыки опирается на механизмы жизненных и музыкальных ассоциаций. Но если специфическая композиционная фабула, тональные контрасты и нагнетания, столкновения музыкальных тем и изменение их отношений оцениваются на основе опыта жизненных событий, их осмысления и переживания, а также — опыта их литературного и театрального освоения; если интонационная выразительность связана с опытом речи, пластикой танца и телодвижений, с ритмом трудовых процессов, то события фонического слоя, заключающиеся в колыхании тембровых красок, в вибрировании тонов, в сложной фактурной вязи голосов, в мерцаниях звуковой плотности и т. п., никак не покрываются сюжетными и интонационными ассоциациями, хотя собственно звуковое движение дает много возможностей для построения крупной композиции. В малой же форме, не позволяющей развернуться сюжетным ассоциациям, при сравнительно простом интонационном движении, опирающемся на многократную повторность, нередко именно ощущение смысловой насыщенности звучания «спасает» дело. Это ощущение красоты, значимости, привлекательности исполнительского воплощения не только не пропадает, но из-за слабости «соперников» выходит для слуха на авансцену.
Разумеется, здесь действуют механизмы ассоциаций. Но только ли в них дело? Какие ассоциации может вызвать, например, тембровое развертывание небольшой пьесы для голоса с фортепиано, где нет слов, нет сложных тематических процессов, заметных ритмических смен, где, как в «Вокализе» С. В. Рахманинова, большие надежды возлагаются на выразительность самого голоса.
Можно в порядке мысленного эксперимента представить некий анкетный опрос на тему, какие стилевые, жанровые и прочие ассоциации пробуждает у слушателей мелодия «Вокализа» в исполнении А. В. Неждановой. И наверняка в таком опросе явится материал, достаточный для того, чтобы утверждать — да, за звуковым своеобразием голосовой кантилены стоит немало исторических ценностей музыки. Здесь и краски баховских adagio, и техника юбиляций, и инструментальность итальянского пения. Здесь и типичные амплуа сопрано в оперных ариях, и эффект соединения профессионально отшлифованного певческого голоса с интонационными ритмоформулами народной песни. И все-таки даже значительно умноженный перечень подобных ассоциаций не исчерпает чарующих тайн звукового воплощения романса выдающейся певицей. Аналогичный вывод возникнет и по поводу другой музыки, других исполнителей.
Многое кроется не в музыкальной, а в биологической памяти, достояние которой передается вместе с генетической информацией и как-то фиксируется в физиологии и психике каждого человека еще до приобретения им его личного опыта. В отношении звукового слоя музыки эта гипотеза требует специального и весьма тщательного рассмотрения.
Быть может, большую роль играют также впечатления, формирующиеся в течение самого слушания,— чередование красок, изящество движений голоса и игра его возможностями. Ведь любуемся же мы струями фонтана, языками пламени, мерцанием то гаснущих, то раздуваемых ветром углей — непосредственно схватываемой органами чувств игрой материи! Впрочем, относится ли это только к звуковому богатству музыки? Вряд ли. Увлекательная игра, ее неожиданные повороты и лабиринты, обманы и находки — все это уже располагается как бы над звуковыми единицами, охватывает их сверху, подобно фигурному покрывалу слов и фраз, оформляющему фонетическую мозаику речи. Игра же — властелин, умеющий распоряжаться самым разным материалом. В музыке им могут быть как мельчайшие звуковые клеточки, так и целые разделы композиции и даже типы ее формования, но охотнее и ярче всего ее энергия проявляется в интонационном слое. Вряд ли это случайно. Ведь и слушатель прежде всего будет погружаться в интонационный поток!
