Качественное своеобразие и глубинная смысловая потенция звука

Элементарная теория музыки

В первом приближении качества звука, тона и звучащей ноты можно связать с хорошо известными понятиями тембра, фонизма и сонорности. Если звук — это то, что мы слышим, то тембр — то, каким (в характеристическом, красочном плане) мы его воспринимаем. Звук — это предмет, вещь. Тембр же — его интегральное свойство. Аналогичным образом могут быть соотнесены тон и фонизм, нота и сонорность. В этом соотнесении, разумеется, есть известная схематичность. Но основания для подчеркивания такого параллелизма существуют в реальности.

Начнем с серии вопросов и ответов.

Вопрос первый. Прибавляет ли что-нибудь к характеру звука, к его тембру то, что звук в музыкальном контексте становится тоном и элементом тематической ткани?

Ответ. Конечно. Одно дело — звук ля, задаваемый гобоистом перед исполнением симфонии как эталон настройки, а другое — тот же звук в фа-мажорной симфонии, где он оказывается очаровательной терцией тонического трезвучия. На тембровое своеобразие го-бойного ля ложится еще и мягкий свет мажора, а, впрочем, этот оттенок ощущается даже не как что-то внешнее, а как внутренне присущий самому звуку. И вот эта-то добавка (а ее всякий музыкант, конечно, назовет родственной тембру, краске, колориту) и есть фонизм III ступени мажорного лада. То же относится и к композиционно-тематическим добавкам, которые мы и хотели бы связать с термином сонорность.

Вопрос второй. Согласуется ли предлагаемая трактовка слов «тембр», «фонизм», «сонорность» с уже сложившимися их значениями?

Ответ. Если и согласуется, то в разной степени, а кроме того, не всегда по внешней форме, а скорее по внутренним сущностным признакам. В наибольшем соответствии с практикой словоупотребления находится развиваемая здесь интерпретация тембра. Более спорной и необычной может показаться попытка связать сонор-ность (а также сонористику, сонорику, сонантность) с композиционно-логическим рядом — нотой, темой, композицией. Сомнения здесь правомерны. Ведь сонорность чаще сопрягают с явлениями звуковой красочности, нежели с более высокими и опосредованными уровнями музыки. И все же противоречие это лишь кажущееся. С одной стороны, рассматриваемый термин еще не вполне установился по семантике и употребляется в разных значениях. Вряд ли случайно, что сонористику определяют также и как особую композиционную технику, основанную на выдвижении колорита как важнейшего средства. Да и сама форма слова, включающая суффикс «ист» (как и в словах стилист, мелодист), указывает на активность мастера, работающего с сонорностями. С другой же стороны, даже самая высокая степень творческого, логического опосредования не исключает в искусстве чувственной яркости, конкретности, осязаемости. Сочетание же того и другого в сонорности типично для той третьей фазы эволюции, которая венчает собой восхождение от синкрезиса через анализ к синтезу и которая обнаруживается в развитии самых разных сторон музыки. Тембр здесь оказывается своеобразным естественным единством — синкрези-сом, фонизм сопутствует аналитической стадии в восприятии многозвучных комплексов, а сонорность выступает как эффект целенаправленного оперирования колоритом, в частности как результат сознательного изготовления с помощью несобственно тембровых средств того, что относится все-таки к тембру в широком смысле слова. Но вот это-то сознательное синтезирование, руководимое общим композиционным расчетом, и говорит о принадлежности сонористики к сфере царствования композиционных принципов.

Относятся ли в таком случае сонорность и фонизм к собственно звуковой области, если они по определению, как сказал бы математик, представляют собой добавку к тембру, притом — возникающую не из звуковых особенностей, а скорее из интонационных и композиционных,— таким мог бы быть еще один вопрос. И ответ на него можно ограничить следующим. Слово «добавка» не вполне раскрывает суть дела. Во-первых, более верным было бы говорить о внутреннем обогащении, которое как бы увеличивает объем явления, сохраняя его цельность. Во-вторых, добавочным фонизм является лишь при направленности внимания на звуковую сторону. Если же слушать музыку как обычно, то есть прежде всего как интонационный процесс, то фонизм становится уже главным колористическим свойством тонов и их комплексов.